«Когда ты находишься внутри опасной ситуации, ты собран и объективен»

Военные действия для мирных жителей — всегда шок и <span class="wp-tooltip" title="неспецифическая общая реакция организма на воздействие. Можно ли к ним привыкнуть? Психолог Татьяна Беляева, полжизни проведшая в Луганске и выехавшая оттуда в 2014 году, уверяет, что человек может адаптироваться к любой ситуации.  Февраль нынешнего года, ставший шоком для многих жителей России и Украины, в ЛНР и ДНР был воспринят куда менее болезненно, чем за пределами республик. Причиной тому — 8 лет напряжения, в которых  существовали жители самопровозглашенных территорий.  Сама Татьяна, пережившая свой первый военный конфликт еще в юности — в Грузии, откуда ее семья вынуждена была перебраться в Луганскую область — выбрала для себя профессию психолога с довольно редкой специализацией. Она помогает людям справиться с тревожным состоянием. И несмотря на то что уже восемь лет она живет в России, за помощью к ней обращаются жители всей прежней Украины: и из ЛНР и ДНР, и   — «с той стороны».

фото: AP

«24 февраля я проснулась в пять утра, потому что у меня разрывался телефон от сообщений и звонков, — рассказывает Татьяна, — Мои украинские клиенты писали мне о том, что происходит что-то невероятное. Сначала даже показалось, что у людей бред. И только в 10 утра, включив новости, мы поняли, что все изменилось. Мы-то в Луганске привыкли, что по нам стреляют. А что теперь масштабы конфликта совсем другие — было удивление». 

— Вы сейчас гражданка России, обосновались тут. Жители Украины по-прежнему к вам обращаются?

— Конечно. Человеку всегда проще обратиться за помощью к тому, кого он знает. люди ведь ищут не гражданина какой-то страны, а специалиста. Им всё равно, какой у вас паспорт. Когда всё это началось, мне звонили знакомые и незнакомые, из бомбоубежищ, отовсюду, где есть связь. Хотя сейчас примерно 50% украинских клиентов обращаются ко мне «подпольно», пишут с левых аккаунтов. говорят, что у них могут проверить телефон на блок-постах, а иметь там контакты или личную переписку со мной – небезопасно.

— С какими проблемами сейчас к вам обращаются жители Украины?

— Самый частый запрос — безопасность жизни. сейчас у людей уже произошла адаптация к происходящему. Но первые три месяца я работала в круглосуточном режиме. Рассказывала о том, как вести себя во время артиллерийского обстрела, как отделять объективную информацию от необъективной. Для жителей ЛНР и ДНР за восемь лет это все стало вынужденной, но привычной и объективной реальностью. Там хорошо научились отличать, когда снаряд летит в тебя, а когда работает ПВО. Соответственно, когда стоит опасаться «прилета», а когда — нет. У нас даже дети знают, что надо делать, когда слышишь свист летящего снаряда: надо падать и никуда не бежать. При обстреле надо держаться подальше от окон, сидеть под несущей стеной… Для жителей остальной Украины это было шоком. сейчас, после адаптации, внимание людей смещается на другие вопросы: уезжать куда-то или не уезжать. Как быть с кредитами, где взять деньги… С переездом в Европу много проблем. Многие мои клиенты перебираются в Россию через западные страны. Едут туда, где есть родные, есть семья. Потому что в ситуации, когда все рушится, важны близкие люди, а не страна. люди едут за теплом и поддержкой.

— Поддержка родных — это важно. Но после Майдана 2014 года на Украине стало немало семей, разделенных по «идеологическим принципам».

— Да, такие семьи есть. Проблемы «полярных» взглядов на Украине существуют давно. У нас всегда были так называемые «оранжевые» и «голубые» — по цвету символики партий. «Оранжевый» вектор направлен на экспорт и на Европу, Восток же ориентирован на внутреннее развитие и на внутреннее Производство. И эти «качели» в семьях всегда существовали — кто за кого. Кто хочет в Европу, а кто говорит, что нужно работать на своем предприятии и создавать свою продукцию.

Для меня еще в 2004 году, после первой «оранжевой революции», стало ясно, что рано или поздно это рванет. Но тогда «не рвануло». Это случилось позже…Ситуация идеологического раскола была лучше всех видна тем, у кого есть дети. Взрослый человек ходит на работу, у него, например, бизнес. Он не погружается в майданную идеологию. Он что-то делает, производит, строит, выплачивает зарплату. И когда на него начинают лететь снаряды, он задаёт вопрос – а почему? А те, у кого есть дети, сталкивались с этим в школах – с «украинизацией», с насильственной символикой, с сокращением языка…Мне как-то прислали учебник по математике из Днепропетровской области. Там задачка: «на ветке висят два москаля, сколько будет, если повесить еще три». Задачка для второго класса. И люди в этом жили…

— А с какими проблемами к вам обращались до СВО, в эти 8 «постмайданных» лет?

— Если проследить ситуацию на Украине с 2014 по 2022 год, то можно понять, что она очень многоплановая. Обращались люди, которые уехали из республик в 2014 году. Их больше всего беспокоила потеря жилья. Человеку нужен дом. В 2014 году я и сама оказалась на улице. Я приехала в Москву проводить плановый семинар, а назад уехать уже не смогла: поезда не ходили, потому что в Луганске уже начались регулярные обстрелы. И полгода, до подписания «Минска», я жила здесь, оставшись буквально на улице.

— И где же вы жили?

— Я обратилась в институт в Москве, который когда-то оканчивала, и спросила, не нужен ли им вахтёр на летнее время. Но меня пригласили работать по специальности — психотерапевтом в выездной проект для семей на Волге, где я два месяца жила в лесу в палатке. Работала с семьями в выездном лагере в таких условиях.

— А ваши родители сейчас живут в Москве или в ЛНР?

— Родители живут в Свердловске, это с Луганском. один раз они уже были вынуждены уехать из Грузии и больше из своего дома никуда не уедут. Поэтому все эти восемь лет я живу между Москвой и Луганском, постоянно езжу туда-сюда. И среди моих клиентов очень много тех, кто сначала уехал из дома, а теперь возвращаются… Есть люди, которые перебрались с обстреливаемых территорий республик, пытаясь адаптироваться на новом месте в другой части страны. Но дело в том, что на Украине с нашей луганской и донецкой пропиской сложно выжить. Ладно — другие страны, где мы все — чужие граждане, но когда твоя собственная страна издаёт указы, ограничивающие тебя в правах… Нас не принимали в посольствах, мы были лишены избирательных прав. Людям говорили, «меняйте прописку и тогда вы станете настоящими украинцами». Например, я перестала выступать на Украине после того, как мне сказали, что они не будут сообщать, откуда я…Чтобы не провоцировать… Вообще, одна из самых больших проблем, вызывающих травматизм психики — это нарушение идентификации. Именно это изначально произошло в 2014 году. люди перебирались в другие части Украины из района боевых действий, а им говорили : «Мы вам ничего не должны. У нас нет военного конфликта». Но они же понимали, что это не так. Второй момент, это когда человек идентифицировал себя с государством, а это бывает с людьми, у которых размыты границы личности. И вдруг понял, что его личные цели и цели государства не совпадают. Некоторые многие знакомые, уехавшие из Луганска на другие территории в 2014 году, примерно год назад стали возвращаться. Особенно те, у кого дети. Решили, что хоть жизнь здесь и не в полной безопасности, но зато в рамках своих убеждений.

Ну и главная психологическая проблема, что основные противошоковые протоколы, составленные иностранными специалистами-психологами, предполагают извлечение человека из травмирующей среды. А у нас восемь лет люди во всем этом живут..

— Да, и мы все помним в 2014 году бабушек, которые носили на майдан пирожки и рассказывали, что хотят жить как во Франции – выйти утром на балкон, выпить кофе и съесть круассан. Уже в 2016 году эти бабушки думали не о кофе, а о том, как выжить, не замёрзнув в своих квартирах и где взять деньги на еду. Произошла у них переоценка ценностей?

— Если говорить о сегодняшнем дне, то ситуация  очень острая и об осознании речь пока не идет. Они обдумывают, что сделали не так, не совершили ли ошибку? Но появились и люди, которые начали каяться перед жителями Донбасса, что допустили эту ситуацию, объективности стало больше…Как известно, послешоковое состояние делится на пять стадий: отрицание, гнев, торг, <span class="wp-tooltip" title=" Психопатологический синдром Характеризуется состояниями заторможенности психической деятельности и аффективной сниженности Крайней степенью депрессивного синдрома является депрессивный ступор когда полностью отсутствуют дв и принятие ситуации…

— И на какой стадии шока сейчас находится наше и украинское общество?

— Сложно сказать, потому что общество неоднородное. Даже у сказочного дракона три головы, каждая из которых говорит разные вещи. одна голова — это состояние ребенка: «Ай, всё пропало, я боюсь». Вторая — состояние родителя, который все время поучает: мол, «неправильно вот здесь наступать начали, надо было с другой стороны зайти» — такие вот «диванные критики» например. И третья часть, взрослая, которая не эмоционирует, а просто делает, что может. например, сотни моих клиентов сейчас занимаются гуманитарной помощью, волонтёрят, помогают людям. Я, например, открыла канал бесплатной психологической помощи. Можно, конечно, пойти в окопы, но это самое простое. Когда мои клиенты-мужчины, говорили: «Надо идти защищать», я предлагала им объективно оценить их эффективность на поле боя. И выясняется, что не очень-то они там будут эффективны.

Поэтому нужно найти ту сферу, где свои навыки можно использовать с пользой. работы много, но когда человек сосредоточен при выключенном «рацио», на инстинктах, его оттуда надо перетащить, переключить на практическую задачу, иначе можно серьезно пострадать. действие всегда спасает во время паники. Поэтому я часто цитирую С.Саровского: «Спаси себя, и с тобой спасутся тысячи»… Будь спокоен, и это успокоит других. Кстати, после начала СВО пришлось успокаивать многих клиентов из России. На кого-то сыпались угрозы в соцсетях, лилось много грязи. Кто-то боялся «ядерного удара», что «мир рухнет». И вот что удивительно, эти страхи были в основном у людей из России…

— А люди на Украине этого не боялись?

— На Украине — не боялись. Знаете, почему? В России до этого в медийном пространстве, в основном, все было спокойно. О том, что происходит , знали далеко не все. А люди там жили совсем в другой реальности. Я сейчас скажу страшные вещи, но, когда ты находишься внутри военной ситуации, ты собран и объективен. Ты видишь, например, что летит снаряд, понимаешь, что он летит мимо тебя. А когда ты сидишь здесь, то не понимаешь, что там и «куда полетело». Я помню свой ужас, когда в 2014-м жила в семейном лагере, где не было Интернета, и при малейшей возможности мы сверяли списки погибших, обменивались информацией. Потому что самое страшное — это неизвестность. Поэтому по россиянам это так ударило: им сказали «военная операция», а психика стала домысливать. А мы можем домыслить так, что никакому врагу не снилось. воображение играет с нами злую шутку.

— Ставший трендом отъезд артистов из России – это тоже последствия «игры воображения»?

— Во время шока у людей <span class="wp-tooltip" title="логика — наука о способах доказательств и опровержений; совокупность научных теорий в каждой из которых рассматриваются определенные способы доказательств и опровержений Основателем логики считается Аристотель Различают инд не работает, а работают инстинкты. А инстинктов, вызванных шоком, бывает три — бить, бежать и замереть. Те, у кого сработал инстинкт «бить» — пошли добровольцами. Кто-то «замер», а у тех, кто уехал — сработал инстинкт «бежать». У актёров и творческих людей эмоциональная сфера развита сильнее остальных, поэтому и реакция такая. А потом, когда уже убежал, начали оценивать: бегут трусы. А трусом себя чувствовать неприятно. Поэтому нужны обоснования: например — не согласен с происходящим.

— Артисты к вам за помощью не обращались?

— Артисты — нет. Военные обращались. И это, как правило, офицерский состав. Довольно часто их причина обращения к частному специалисту – желание «обойти» штатного психолога. Подразделения укомплектованы психологами для отслеживания психологического состояния. Но личный состав в ДНР и ЛНР очень мотивированный, их задача – идти до конца и не сойти с дистанции. Поэтому при возникновении психологических проблем они стараются не обращаться к штатным специалистам, которые проводят тестирование на профпригодность, а наоборот, стараются «обмануть» тесты.

— И какие проблемы возникают у военных?

— Когда ты стреляешь снарядами дальнего действия, ты не видишь последствия. Но для тех, кто впервые убивает в ближнем бою, это всегда трагедия. смерть товарищей — трагедия. Раскол в семье — трагедия, когда члены семьи по разную сторону баррикад. К тому же надо понимать, что есть разница между регулярной армией и народной милицией, которая действует в республиках уже восемь лет…

— А вы где берёте силы и спокойствие в сложных жизненных ситуациях? Это черта характера или приобретённое свойство?

— Наверное, это черта характера. Я получила ранний опыт в грузинскую компанию, мне было 20 лет, я только окончила ВУЗ. Но тогда мне было проще, у меня была любовь. Любовь помогает пережить всё, проблема кажется уже не такой серьёзной. сейчас, с моими личными потерями, это сделать в разы тяжелее. Где взять силы? Очень важно сохранять ощущение того, что ты нужен и важен.

Человеку в зоне боевых действий не к кому обращаться за психологической помощью. Нет институций, которые помогут скорректировать шаги. А когда нет вертикали, создается горизонталь. люди, переживающие бомбежки, сами создавали объединения, устраивали переклички по подъезду. Решали, как осуществлять доставку воды и продовольствия. И надо понимать, что эти горизонтальные связи будут работать всегда, люди должны помогать себе сами.

— Что говорят о нынешней ситуации люди в ДНР и ЛНР? Там сейчас такие массированные обстрелы со стороны Украины, которых и в 2014 году не было…

В Луганске сейчас не такая напряженная ситуация, как в Донецке, который обстреливают более серьезно. И наши луганские сейчас все ждут, когда это завершится окончательным освобождением. За эти восемь лет всем все стало понятно. По нам же били, даже когда Минские соглашения подписывали. И все прекрасно видели, как ОБСЕ проезжали мимо развороченных домов, ни на что не реагируя. люди в ЛНР и ДНР все для себя решили еще в 2014 году. Но Россия была к этому не готова…

— Как вы думаете, после этих 8 лет люди на Донбассе когда-нибудь смогут вернуться к нормальной жизни, смогут адекватно воспринимать мирную действительность?

Конечно, на восстановление уйдет время. Но вообще, наш организм — самовосстанавливающаяся система, поэтому надежда есть. Когда будет безопасная среда, когда будут налажены новые связи — все войдет в русло. Глобальные кризисы приходят и уходят, а жизнь продолжается…

Источник