Закон о защите русского языка стал поводом для праздника непослушания
Я не знаю, как будет работать закон</span о защите русского литературного языка от засилья иностранных слов, но знаю, как он должен работать. И еще я, к сожалению, знаю, как он будет преподноситься и толковаться в российских СМИ частью российской гуманитарной интеллигенции.
фото: Геннадий Черкасов
Нам будут рассказывать, что «незаимствованных» слов в русском языке почитай что и нет, разве что матерных.
Нам будут рассказывать, что в XXI веке такие законы — архаизм, и не будут работать.
Нам будут рассказывать, что проследить за исполнением такого закона невозможно.
Нам будут рассказывать, что молодежь его не примет, потому что она сидит в Интернете, а Интернет (ха-ха-ха) — это уже иностранное слово, ну вы поняли.
Нам будут устраивать праздник непослушания, с капустной юмориной и ехидными подковырками.
Сделать это будет тем легче, что закон</span и наказания-то никакого не предусматривает. Так что отважного превозмогания и веселого торжества над косностью государства будет выше крыши. И этим будут заниматься образованные люди, которые, по совести, должны были бы найти себе гораздо лучшее применение, но не найдут, и искать не будут, уже хотя бы потому, что получать от государства деньги — это одно, а помогать воплощению его замыслов — совсем другое, <span class="wp-tooltip" title="социальное взаимодействие отношение между индивидами или группами отличительной чертой которого является возможность одного индивида или группы оказывать влияние на другого индивида или труппу изменяя их поведение в соответ-то ведь отвратительна, как руки брадобрея, не будем ей помогать, будем потом наслаждаться, как у нее не получилось (и правильно, и не должно было).
Но я вполне представляю себе, как должен работать этот закон</span, хотя совершенно не уверена, что он будет так работать или хоть задуман для этого.
Прежде всего следует резко сузить само понятие «заимствование». термин этот крайне неудачен, поскольку в нем заложено <span class="wp-tooltip" title="Образы представлений как правило менее ярки и менее детальны чем образы восприятия но в них находит отражение самое характерное для данного предмета Различия в яркости устойчивости и точности представлений памяти очень инди о слове как о чужом и временном. То, что вы «заимствовали», — не ваше и имеется у вас на время. Эти оттенки смысла ощущаются и в отношении к языку, а между тем они лишние и ненужные. Следует принять некую отсечку — скажем, полвека — и если слово бытует в русском языке в течение этого времени, оно закономерно должно считаться русским словом; в некоторых словарях можно делать пометку «русское слово такого-то происхождения».
Затем нужно свободнее встраивать слова иноязычного происхождения в русскую систему склонения. Это должно само собой происходить со словами, оканчивающимися на «а» или на согласную. У нас сейчас запросто доходит до того, что мы марку самолета «Боинг» пишем латиницей и боимся склонять: «Следователи рассказали семьям погибших в крушении Boeing в Индонезии о причинах катастрофы» — я прямо цитирую заголовок одного из крупнейших новостных порталов, и такого в принципе не должно быть в русском языке. У нас есть категория склонения, она живая и должна быть одним из способов освоения слов. другой пример — название издания «Ридовка». Его пишут латиницей и боятся склонять, хотя оно прямо образовано как русское слово, с русскими суффиксом и окончанием. Если ввести параллельное (хотя бы уж) кириллическое написание — склонять его мгновенно станет проще, и даже станет удивительно, как мы могли не склонять.
Нет, повторюсь, этот закон</span о защите русского языка отнюдь не будет лишним, он очень и очень нужен, а вот как он станет исполняться — совсем другой вопрос.
«Молодежь сидит в Интернете, она не будет…» Он не должен быть рассчитан в первую очередь на молодежь. В первую очередь закон</span должен быть рассчитан на дикторов и новостников, а также журналистов. Это они — это следует считать частью их работы, их профпригодности — должны следить за употреблением предпочтительно русских слов (в том числе устоявшихся русских слов когда-то иноязычного происхождения). Это они, новостники и дикторы, должны использоваться — иногда прямо целенаправленно использоваться — для введения в язык новых придуманных слов, потому что слова иногда придумываются, потом употребляются, а потом входят в язык. У нас этот механизм убит напрочь, на шаге придумывания: мы даже не пытаемся придумывать, а тупо берем из «другого языка». И все знают, что под другим языком в 95% случаев понимается английский.
Можно сколько угодно превозносить англоязычную культуру за то, что в ней так много интересненьких новинок, которые перенимаются вместе со словом, но мы вовсе не обязаны перенимать эти слова. И Право: книгообмен ничем не хуже «буккроссинга», общежитие лучше «коливинга», а мастерская (или со-мастерская) — «коворкинга»; единственное, что мешает употреблению русских слов, — это лень. Впрочем, еще и трусость. Та самая трусость перед капустной юмориной: «Ты что, патриот, да? А патриот ведь нерусское слово, знаешь, да?»
И вот этими тупыми ухмылками можно убить любое здравое начинание.
В воплощении своем оно, конечно, может оказаться и не здравым. Я, например, представляю себе средний уровень тяжелого канцелярского косноязычия чиновников, и мне трудно вообразить, что они будут исполнять новый закон</span горячо и с охотой. Проще предположить, что они будут пытаться его саботировать, с удовольствием используя для этого интеллигенцию; «творческие люди» и «руки брадобрея» вполне могут для такого дела помыть друг друга, чтобы представиться чистыми.
К слову, и <span class="wp-tooltip" title="1 Политическая целостность обладающая единой системой управления общественными делами созданная национальной или многонациональной общностью народом на определенной территории 2 Система институтов органов посредством которы наше сейчас находится в таких сложных условиях, когда многим свободолюбивым личностям может в особенности захотеться устроить праздник непослушания на том поле, на котором за это ничего не будет. Русский язык на этом поле может пасть случайной жертвой, «если <span class="wp-tooltip" title="1 Политическая целостность обладающая единой системой управления общественными делами созданная национальной или многонациональной общностью народом на определенной территории 2 Система институтов органов посредством которы — за, то я — против».
Не стоит сбрасывать со счетов и высокую вероятность перегибов. Борьбу — может быть, искреннюю, а скорее, показную — со словами иноязычного происхождения, давно прописавшимися в русском языке. Уже сейчас несколько смущает суждение о синонимах — «при отсутствии в русском языке синонима»… Но это нормально, когда в языке есть несколько слов для обозначения одного и того же. Скажем, английский язык — если подходить к нему с той же линейкой, которой безжалостно меряют русский, — весь насквозь состоит из «заимствований». В том числе на определенном этапе, когда английская знать говорила по-французски, на английскую почву был пересажен пласт французской лексики, и едва ли не для каждого умозрительного понятия в английском языке можно найти синоним французского происхождения. Это не делает язык менее английским.
Не надо искоренять в языке синонимы иноязычного происхождения, и даже птичий «коворкинг» был бы менее отвратителен, если бы употреблялся не вместо русского слова, а вместе с ним, как наряду с «Интернетом» бытует слово «Сеть». Однако надо целенаправленно поддерживать и создавать свое. Именно так: не только поддерживать, но и создавать. Для этого есть способы: прямое придумывание и внедрение новых слов; воскрешение полузабытых старых; расширение использования слов, прежде употребительных только в определенной местности; игры со стилем. Понятно, к примеру, что «красава» и «кросавчег» — не совсем то же самое, что «красавец» и «красавчик», но это тоже синонимы, и для богатства языка они по-своему ценны.
Будет ли новый закон</span полезен — зависит от того, как он будет исполняться, но вот саботаж защиты русского языка, выставление ее «невозможностью» и «нелепицей», сюрреалистическое «давление на Пушкина» людьми, которым до Пушкина, как до Полярной звезды, — все это, бесспорно, будет очень вредно. хотелось бы этого не увидеть. хотелось бы.
About Author
