Убить Адольфа: как закончилась бы война, если бы удалось покушение на Гитлера

«Бомба, подложенная полковником графом фон Штауффенбергом, взорвалась всего в двух метрах справа от меня. Она весьма тяжело ранила нескольких моих сотрудников, один из них скончался…» Речь фюрера Третьего рейха, переданная Берлинским радио в ночь с 20 на 21 июля 1944 года, — одно из очевидных доказательств того, что 80 лет назад мировая история прошла очередную точку бифуркации, что она вполне могла пойти по другому пути. Точнее — могла по-другому закончиться.

Штауффенберг (крайний слева) и Адольф Гитлер 15 июля 1944 года фото: ru.wikipedia.org

Главной целью заговорщиков, предпринявших неудачное покушение на Адольфа Гитлера, как они писали в проектах своих воззваний к немецкому народу, было «остановить бессмысленную войну и добиться справедливого мира». И, надо признать, они были достаточно близки к реализации своих планов. Гитлера спас случай. Причем трудно даже сказать, в чем именно он заключался. Историки спорят об этом до сих пор. 

То ли фюреру сохранила жизнь массивная дубовая столешница, то ли то, что несостоявшийся убийца Гитлера смог привести в действие лишь одну из адских машин, пронесенных им в восточно-прусскую ставку фюрера «Вольфшанце». Сам Клаус фон Штауффенберг, видевший устроенный им взрыв собственными глазами и, как военный, думается, достаточно точно оценивший его силу, до конца дня 20 июля пребывал в убеждении, что после такого взрыва Гитлер выжить не мог.

Фюрер Третьего рейха узрел в своем спасении «волю Провидения, которое своим указующим перстом велит мне и дальше продолжать дело всей моей жизни, что я намерен осуществлять и впредь». Но как выяснилось уже достаточно скоро, у Провидения были несколько иные виды на фюрера и «дело его жизни«. Во всяком случае — сильно отличавшиеся от представлений самого фюрера.

Всего через девять месяцев от Гитлера и его «тысячелетнего рейха», остались лишь дымящиеся руины, трупы и воспоминания. Собственно, главное, что изменилось за эти месяцы — это резко увеличившееся количество руин и трупов. Так что найти высшую или, если хотите божественную, логику в том, что случилось 20 июля 1944 года, достаточно сложно. И все-таки она есть.

О драматизме этого дня и его значении для судеб войны и мира говорят следующие строки воспоминаний Ханса Бернд Гизевиуса: «Мы с еще большим напряжением ждем того, что должно наступить. Стрелки часов показывают уже час дня, время ожидания подходит к концу… Гляжу из окна на разрушенный Александерплатц (площадь в Берлине. — «МК»), на громоздящиеся вокруг развалины, через которые плетутся со своими заботами усталые, измученные люди, и до сознания моего по-настоящему доходит, что должно произойти сейчас, может быть, в эту самую секунду!

Или эта оргия убийства будет длиться бесконечно? А с неба и дальше будет обрушиваться на землю смерть? И конец этому кровопролитию на Востоке и Западе так и не наступит? Или же бомба взорвется, и свершится исторический поворот? И тогда целый народ будет с невероятной силой остановлен у самой пропасти?»

Для справки: Ханц Гизевиус — дипломат и одновременно сотрудник абвера, службы германской военной разведки. В то время — вице-консул Германии в Цюрихе. Он был одним из немногих заговорщиков и, пожалуй, единственным из входивших в ядро заговора, кому удалось пережить кровавую чистку, начавшуюся после провала путча. На Нюрнбергском процессе Гизевиус был одним из ключевых свидетелей обвинения.

Некоторое время после путча он находился на нелегальном положении, скрывался, а потом ему удалось по поддельным документам уехать в Швейцарию. Как признавал Гизевиус, бегство за границу было организовано американской разведкой. В своей книге он благодарит за свое спасение Аллена Даллеса (в 1942-1945 годах — руководитель резидентуры Управления стратегических служб США в швейцарском Берне) и его сотрудников.

Понятно, что абы кого американцы спасать бы не стали. Да, Гизевиус, был их агентом. И особо даже не скрывал факт своего сотрудничества с американской секретной службой, яростно отрицая, правда, при этом получение какой-либо материальной выгоды. На Нюрнбергском процессе один из адвокатов обвиняемых задал ему «коварный» вопрос: не находился ли, мол, свидетель во время войны на службе «у одной иностранной разведки» и не получал ли за это от нее деньги?

«Я был к такому подозрению готов не только со времени Нюрнберга, но и с того момента, когда я с ведома, а порой и в порядке выполнения прямого задания моего узкого круга друзей поддерживал «хорошие дружественные и политические отношения» с определенными лицами другой стороны, — пишет Гизевиус в своей книге. — Поэтому я лично больше всего был заинтересован в том, чтобы под присягой было констатировано, что я никогда, ни прямо, ни косвенно не получал от нее никаких финансовых средств. И утверждал: я служил доброму, чистому делу немецкой нации».

Как бы то ни было, агентом Гизевиус был очень ценным. Можно даже сказать, суперагентом. Известно, например, что в числе переданных им американцам сведений были данные о новейшем и секретнейшем «чудо-оружии» Третьего рейха — крылатых ракетах «Фау-1» и баллистических ракетах «Фау-2».

Контактировали американцы и с другими участниками заговора: посредником при этих заочных переговорах, как правило, выступал тот же Гизевиус. И были прекрасно осведомлены о предстоящем покушении. Но относились к этой идее, мягко говоря, без восторга.

Вот что писал об этом сам Гизевиус: «Мы высказали (Даллесу. — «МК») наше решение, что следует вступить на путь покушения на Гитлера, и сообщили также подробности насчет того, какая именно фронда генералов и гражданских лиц находится в готовности нанести удар… Даллес, оценив <span class="wp-tooltip" title="Обобщенная форма отражения индивидом общественно-исторического опыта Запечатлено в схемах действий понятиях социальных ролях нормах и ценностях Система значений индивида обусловливает управление процессами его деятельности" последнего авторизованного Беком послания о мире, несомненно препроводил его наверх. Однако позитивного ответа не последовало".

Уточним: генерал-полковник Людвиг Бек, начальник генштаба сухопутных войск вермахта в 1935-1938 года, считался лидером заговора. Предполагалось, что именно он возглавит страну в случае успеха переворота. Покончил с собой поздно вечером 20 июля 1944 года.

Контакты, о которых идет речь, датируются мартом 1944 года. Детали «послания о мире», переданного заговорщиками американцам, Гизевиус не сообщает, но общий его смысл вполне понятен: «Бек считал, что необходимо еще раз выяснить вопрос, нет ли возможности установить взаимопонимание между оппозицией и западными державами… Многие влиятельные генералы начинали сознавать, что им необходимо порвать с Гитлером и его системой.

Но военная катастрофа еще не была столь велика, чтобы они запросто смогли решиться на безоговорочную капитуляцию. Не пришел ли тогда момент психологически облегчить ускоренное прекращение войны, устранив застывшую касабланкскую формулу (то есть требование безоговорочной капитуляции Германии. — «МК») или же, по меньшей мере, смягчив ее интерпретацией в духе взаимопонимания?»

Иными словами, заговорщики готовы были, придя к власти, пойти на многое, но отнюдь не на безоговорочную капитуляцию. Собственно, и сама попытка переворота была направлена на то, чтобы предотвратить такое развитие событий. Говоря словами Гизевиуса, остановить народ «у самой пропасти». Но Вашингтон и Лондон от «касабланской формулы» отказываться не спешили. Да и вообще побаивались иметь дело с внутригерманской антигитлеровской фрондой.

«Политика англосаксов была пронизана тревогой, как бы все эти односторонние переговоры с германской оппозицией (вследствие каких-то неловких действий, болтливости или преднамеренной игры на взаимном противопоставлении) не привели к взаимопониманию между национал-социалистами и большевиками», — поясняет Гизевиус.

Похожие опасения, кстати, были и на восточном фланге антигитлеровского фронта. «В 1943 году Сталин отказался от своего первоначального плана покушения на Гитлера, потому что боялся: как только Гитлер будет устранен, нацистские круги и военные попытаются заключить сепаратный мирный договор с союзниками без участия Советского Союза», — писал в своих мемуарах бывший начальник управления разведки и специальных операций НКВД-МГБ СССР Павел Судоплатов.

Короче говоря, можно с уверенностью говорить о том, что рука, активировавшая взрыватель бомбы в «Вольфшанце» 20 июля 1944 года, не была ни рукой Москвы, ни рукой Запада. Участники «большой тройки» отнюдь не жаждали переворота в стане своих врагов, считая, что риски слишком велики, что это может смешать все карты в большой геополитической игре. А то и вовсе перевернет стол.

И основания для таких опасений были. В особенности — у советской стороны. По словам Гизениуса, перед самым путчем некоторые участники заговора, в том числе и он сам, высказались за так называемое «западное решение», предполагавшее отказ от покушения на Гитлера в пользу односторонних действий на Западе.

«Практически это означало: фронт на Западе открывается, и войска англосаксов более или менее без боев вступают через «линию Зигфрида» в Германию, — пишет уцелевший заговорщик. — Как минимум они доходят до Берлина раньше русских. Конечно, такое решение содержит в себе нечто большее, чем безоговорочная капитуляция. Мы должны считаться также с возможностью открытой гражданской войны… Но сколько крови избежим мы таким образом, скольких разрушений!»

Но в итоге решено было придерживаться первоначального сценария: убийство Гитлера, захват власти и лишь после этого, после «стабилизации переворота» и создания «дееспособного имперского кабинета», — переговоры о мире. Надо отметить, что переворот был подготовлен со всей присущей немецкой военной аристократии тщательностью. Замысел был столь продуман, а заговор столь масштабен и разветвлен, что если бы удался самый первый пункт плана, шансы на реализацию остальных были близки к 100 процентам. Включая, пожалуй, даже мирные переговоры.

Союзникам по антигитлеровской коалиции было бы сделано предложение, от которого им очень трудно было бы отказаться: сохранить сотни тысяч, миллионы жизней — и своих солдат, и мирных жителей европейских стран, — получив без боя почти все, что ставили своей целью. Судя по всему, в этот пакет входило бы и освобождение всех занятых с 1938 года немцами территорий, и выплата репараций, и демилитаризация, и денацификация… Кстати, денацификацию заговорщики собирались провести сами. Причем весьма радикальными методами.

«Пусть Германия и весь мир увидят: здесь идет радикальная чистка, — описал планы заговорщиков в этой их части Ханс Гизевиус. — Обсуждая все «за» и «против», мы, сознаюсь честно, дошли до того, что даже подумывали и о временном применении суда Линча… Чтобы не запутаться в бесконечных судебных процессах, не оставалось ничего иного, как сохранить крутые установки для особых судов, но теперь это следовало повернуть против самих их создателей… Нам придется объявить виновными определенные группы лиц — членов имперского правительства и статс-секретарей, имперских наместников и гауляйтеров, фельдмаршалов и генерал-полковников…»

И это не просто слова. Согласно телеграмме, которую путчисты успели отправить в военные округа, соответствующим военным руководителям на местах приказывалось арестовать всю нацистскую партийную верхушку, вплоть до руководителей учреждений пропаганды и окружных партийных руководителей, а также всех «высших чинов СС и полиции, начальников органов гестапо и СД».

Кроме того, предписывалось «как можно быстрее захватить концентрационные лагеря, арестовать их комендантов, разоружить охрану и перевести ее на казарменное положение». Следующим шагом должно было стать освобождение политических заключенных, пока же узникам должно было быть разъяснено, что «вплоть до своего освобождения они должны воздержаться от каких-либо митингов и отдельных акций».

Короче говоря, the winner takes it all, победители должны были получить все. За исключением одного — безоговорочной капитуляции, предполагавшей полный демонтаж государства. вероятно, именно этого не хотело допустить Провидение, не позволив Гитлеру умереть 20 июля 1944 года. Похоже, высшие силы не забыли, чем закончилась Первая мировая война, того, что случается, когда зачинщика войны оставляют недобитым. И не захотели рисковать.

Источник