Новогодний фундамент

Согласно укоренившемуся предрассудку принято под занавес уходящего года отчитываться (хотя бы перед собой) и в преддверии наступающего Нового топтаться на фундаменте мнимых или иллюзорно достигнутых показателей. Не нарушу традицию. Тем паче личный мой промежуточный итог (по крайней мере календарно) складывался вполне успешно.

фото: Алексей Меринов

ЛюБоль

8 марта в «Ленкоме» грянула премьера спектакля по моей пьесе «ЛюБоль». Народный артист России Андрей Соколов выступил режиссером (с ним у меня сложился более чем удачный предыдущий опыт постановки драмы «Койка») и собрал замечательный ансамбль единомышленников: Екатерина Гусева, Светлана Илюхина, Иван Агапов… Интенсивные репетиции продолжались в течение многих месяцев (свирепствовал ковид, было неясно: случится ли громкий официальный показ). И все это время, переступая порог легендарного ленкомовского, поименованного Белым, репетиционного зала, я испытывал счастливый трепет. Волшебный сон… Рассыпанный по бумаге буковками текст обретал сценическую многомерность, воплощался звездными актерами — и рождалось чудо («обыкновенное», если прибегать к терминологии Евгения Шварца и Марка Захарова, но до чего невероятное!). И сегодня замирает <span class="wp-tooltip" title="мышечный полый орган, когда касаюсь сияющих изящнейших медных ручек входных дверей «Ленкома». Святилище! В ноябре, награждая авторов лучших столичных премьер премиями нашей газеты, главный редактор «МК» Павел Гусев вручил свой личный спецприз «Наивысшие достижения» создателям «ЛюБоли».

Не удержусь и самопроцитируюсь краткими монологами пьесы.

Счастье

вопрос о Счастье — трудный вопрос. Вот едет в роскошной машине шикарно одетый человек. Богатый. Могущественный. У него жена и любовница. Но он — несчастлив. И жена не мила, и любовница надоела, роскошный лимузин не в радость. Потому что он — не министр, а только зам. Его автомобиль проезжает мимо подметающего улицу дворника. Который счастлив. Потому что знает: вот закончит подметать и пойдет домой, где ждет его Зульфия, она подогреет и подаст обед, поставит чекушку, а потом вернется из школы дочка и принесет «четверку», ведь они вместе готовили домашнее задание… И большего блаженства ему не надо.

Дача

Гигантское облегчение: дача. Куда можно время от времени линять. Но когда жена туда заявляется… Главная проблема — чтоб не нашла чужих вещей. Бабы вечно норовят что-нибудь забыть. Прихватывают мои — хрен с ним… Лишь бы не оставили своего. Выбрасываю с перебором… На всякий пожарный. Иначе выяснения… А тут смотрю: под вешалкой — туфли. На каблуке. Вроде их раньше не было. По размеру — вроде не ее. Выбросил. естественно. А она хватилась. Она всегда недоумевает: куда могли деться? Я ей говорю: ищи лучше. Все эти заколки, колечки, трусишки… Я ее корю: нельзя быть растеряхой, денег не напасешься все это покупать.

Кратковременность мужчины

У женщины, в сущности, одна задача — продолжить род. И женщина будет стремиться выполнить эту задачу во что бы то ни стало. Мужчина участвует в этом ее мероприятии фрагментарно. На подхвате, на птичьих правах, на вспомогательных ролях. Отдуплившись, снова станет не нужен, неприкаян и не при деле и потому — отодвинут, обижен и неудовлетворен…

Книга прощания

В апреле вышли в свет (с моим предисловием) воспоминания моего деда Петра Виссарионовича Яхонтова, озаглавленные «Книга прощания», ее выпустило издательство «Наша молодежь», что, на мой взгляд, символично: именно такие откровения пристало изучать юному поколению, на таких примерах пристало вырабатывать жизненную позицию и недюжинную стойкость. Историк по профессии (окончил историко-филологический факультет Московского университета в 1911 году), мой дедушка, ученик Василия Осиповича Ключевского, был отлучен от любимой профессии, ему запретили преподавать и публиковать свои исследования (поскольку точка зрения расходилась с мнением новой революционной власти), но это не охладило и не сломило упрямца, зарабатывал хлеб насущный вынужденными прикладными занятиями, а для души трудился в уединении и отстраненности, не расставался с вечным стилом до 95 лет!

Приведу крохотные отрывочки мемуаров:

Похороны А.П.Чехова

Похороны А.П. были весьма значительным событием в жизни Москвы — за гробом шла громадная процессия провожающих — впереди, вместе с его родственниками и женой О.Л.Книппер, шли артисты Художественного театра, представители московского артистического мира, писатели, художники, среди них Горький, Шаляпин… Я шел в толпе. Мне, студенту, удалось проникнуть в церковь на кладбище Новодевичьего монастыря, где проходило отпевание. Меня, как и очень многих, давила тоска и боль в обеспечивающий ток крови по кровеносным сосудам»>сердце за этого нежного, глубокого, ненавидящего неправду, любящего людей, верящего в лучшее человека-писателя. Любовь к Чехову, его произведениям, зародившаяся в конце 90-х годов, прошла со мною через всю мою жизнь. Мне 80 лет — у меня и сейчас на столе книги его сочинений.

Разрушение храма Христа Спасителя

Кабинет, в котором я работал в Наркомснабе СССР, окнами выходил в сторону Зарядья, южной стены Кремля, храма Христа Спасителя. Это дало мне и моим коллегам возможность наблюдать из помещения производившиеся весной 1932 года работы по разборке этого грандиозного здания. Я наблюдал эти работы с большой грустью: ведь собор — памятник Отечественной войны 1812 года, его строили почти 50 лет (с 1837-го по 1883 год) на деньги, собранные с народа. Пусть архитектура собора оставляет желать лучшего, но он производил впечатление своим величием, своим замечательным алтарем, выдержанным в стиле старых русских шатровых храмов, своими великолепными стенами из мрамора с выгравированным на них наименованием полков и воинских частей, а также отдельных лиц, отличившихся в Бородинском сражении. война 1812 года — это не война Александра Первого и Наполеона, не русских дворян против принципов Французской революции. Это — народная война, где победу решил не русский Бог, не крепкие морозы, а русский народ. И разрушение этого памятника — 50 лет красовавшегося над Москвой (его было видно со всех подъездных путей к Москве), бывшего выражением славы народной, вызывало чувство неприязни к тем, кто был повинен в этом разрушении, и чувство оскорбленной народной гордости…

Тени дома Литераторов

Под занавес 2022-го рождественским подарком явился (увы, ограниченным тиражом) изданный меценатом Михаилом Раскиным образец полиграфического искусства: фолиант «Тени дома литераторов», щедро иллюстрированный уникальными фотографиями — итог моих многолетних наблюдений и сердца горестных, ностальгических замет. Почему ностальгических? Отвечаю пассажем о праздновании Новых годов и Старых Новых годов в диковинном особняке, распростертом меж большой Никитской и Поварской улицами:

«…Рано утром 31 декабря мама уезжала на работу. На ней лежала ответственность за встречу писательского Нового года. Это было чрезвычайно важное, почти государственного значения мероприятие. мама наблюдала за расстановкой столов. Для именитых и обласканных властью мастеров слова — в Дубовом зале; для тех, кто не снискал высоких почестей, — в Пестром зальчике; для рядовых членов СП — в фойе… Но и гужеваться в фойе было необычайно почетно. Однажды на встрече Старого Нового года именно в фойе пировал сын Юрия Андропова, всемогущего руководителя КГБ, а затем и всего Советского Союза, я видел его своими глазами, поскольку оказался за соседним столиком.

В предновогодние дни в нашей квартире неумолчно звонил телефон: еще кто-то изъявлял желание провести карнавальную ночь в писательском сообществе, а кто-то требовал, чтоб его переместили в более престижный зал… Списки составлялись заранее и утверждались на заседаниях Правления — сей ареопаг, состоявший из непререкаемых, авторитетных «инженеров человеческих душ», выносил коллегиальное решение: кому где по ранжиру находиться… Бывали исключения: в последний миг еще кого-то из небожителей осеняло намерение примкнуть к веселому братству… Прибывал из Гагр директор тамошнего дома творчества Гугуша Тарасович… Или внезапно возвращался из загранкомандировки корреспондент влиятельной газеты (по совместительству разведчик, он этого не скрывал) и непременно желал попасть в круг служителей муз (разумеется, в Дубовый зал: по статусу ему это полагалось)…

Отмечали в ЦДЛ и Старые Новые года… Гвоздем программы были лотереи. Главный приз — жареный поросенок. Не обходилось без подтасовок и подыгрываний, на что, впрочем, смотрели сквозь пальцы. Столы ломились, настроение у всех было благодушное».

Источник